«Королева риска» Лидия Зверева (1890 - 1916) — первая русская дипломированная лётчица.
Родилась в семье генерала Виссариона Лебедева, героя Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. С самого детства мечтала о небе.
Первый свой полёт Лидия совершила в детстве — спрыгнула со старым зонтиком с крыши сарая. Полёт завершился падением в крапиву и родительским наказанием.
Будущая лётчица с юных лет делала гимнастику и закалялась, обливаясь даже зимой ледяной водой - всё это тайком от матери, которая очень пеклась о здоровье своих дочерей.
Позднее, уже будучи гимназисткой, она с разрешения отца поднималась в небо на воздушном шаре. Как она вспоминала в своей автобиографии: «Еще будучи маленькой девочкой, я с восторгом поднималась на аэростатах в крепости Осовец и строила модели, когда в России еще никто не летал, и только в газетах начали изредка появляться первые вести об успехах заграничных конструкторов».
В 1910 году Лидия поступила в Гатчинскую авиационную школу «Гамаюн», которую вскоре закончила, получив диплом №31. Это означало, что она стала 31-м пилотом, получившим диплом в России.
Зверева первой из женщин выполнила мёртвую петлю Нестерова, штопор, пикирование с выключенным мотором.
Известный летчик Константин Арцеулов, учившийся вместе с ней в авиашколе, впоследствии вспоминал: «Зверева летала смело и решительно, я помню, как все обращали внимание на её мастерские полёты, в том числе и высотные. А ведь в то время не все рисковали подниматься на большую высоту».
О своих планах молодая авиатрисса писала так: «Школу пилотов я окончила для того, чтобы полностью посвятить себя авиации. Думаю начать, как и большинство моих коллег, с показательных полетов, затем займусь инструкторской работой и, наконец, буду, обязательно строить и испытывать аэропланы».
В 1911-1912 годах Лидия участвовала в демонстрационных полётах в разных городах России. Несколько раз попадала в серьёзные авиааварии, но отделывалась только царапинами и ушибами. Полёты в те годы были опасными. «Фарманы», на которых поднимались в воздух, не имели закрытой кабины, были очень неустойчивы и при сильном порыве ветра могли перевернуться. Не случайно их называли летающими этажёрками. Мировая статистика за 1912 год свидетельствует о гибели 112 авиаторов.
Позже Зверева вспоминала об одном инциденте: «При очень порывистом ветре, слабой тяге мотора мне пришлось выступать перед публикой. Уже в начале полета стало ясно, что обратно на скаковое поле я не попаду ввиду сильного бокового ветра, так как он мог завернуть аппарат на трибуны. А за ипподромом была большая толпа, садиться было негде. Пришлось рисковать и идти вверх, где я попала в полосу еще более сильного ветра, порывом которого и опрокинуло мой аэроплан. При ударе о землю меня выбросило вперед и придавило обломками. Кроме ушиба левой ноги и царапин, я никаких других более или менее серьезных повреждений не получила…».
В другой раз, на соревнованиях в Гатчине, когда самолет Зверевой уже был готов к вылету, кто-то подсыпал в мотор железные опилки. «Не знаю, кому могла прийти в голову такая дикая мысль? Разве я могла тогда с кем-нибудь конкурировать?» - удивлялась летчица.
Однажды её выступление на петербургском аэродроме посетил сам Император.
Лидия выступила блестяще, трибуны ревели от восторга. Николай II приветствовал лётчицу стоя. После окончания шоу Император в сопровождении дочерей подошёл к Зверевой и хотел поцеловать ей руку. Лидия стянула перчатку, но в последнюю секунду передумала. Она обосновала свой отказ тем, что мужчине Его Величество не оказали бы такой чести, а привилегий она не хочет. Государь тогда воскликнул: «О, вы гораздо лучше любого мужчины! Вы - сокровище и гордость Отечества! Я пришлю вам личную охранную грамоту…».
Она также выступала в печати, пропагандируя лётное дело среди женщин.
Лидия писала: «Женщины начинают быстро выдвигаться в авиации, в этом новом пока деле. Вслед за мной пилотские дипломы получили спортсменка Евдокия Анатра и певица Любовь Голанчикова. Горячо верю, что года через два-три женщины будут иметь большие успехи и на этом поприще».
В 1913 году лётчица поселилась вместе с мужем, Владимиром Слюсаренко, в Риге, которая тогда была столицей русского воздухоплавания. Там супруги организовали свои мастерские по ремонту и постройке самолётов. Одновременно с этим Лидия создала лётную школу для женщин, в которой сама же учила полётам.
После одного из полётов Зверевой, когда она продемонстрировала мёртвую петлю, её прозвали «Королевой риска». В те годы мало кто мог исполнить эту фигуру сложного пилотажа.
Рижская газета в статье под заголовком «Первой русской авиатрисе — слава!» писала: «Госпожа Зверева останется у рижан в благодарной памяти как первая из дочерей Евы, познакомившая нас с высшей школой авиации…».
Лидия проявила себя и как авиаконструктор, придумывала, как усовершенствовать самолеты западной конструкции, которые собирались в мастерских. Звереву даже приглашали на работу в Австрию, предлагая большие деньги, но она решила остаться на Родине.
С началом Первой Мировой войны мастерские получили субсидию военного ведомства, были эвакуированы в Петроград и преобразованы в завод. За годы войны завод успел выпустить более 80-и самолётов.
Лидия Зверева всё это время продолжала работать на заводе конструктором. Среди прочего, она разрабатывала аэроплан оригинальной конструкции.
Весной 1916 года Лидия заболела и 15 мая 1916 года скончалась. Официально считается, что от тифа, но супруг покойной утверждал, что Лидия была убита агентами германской разведки, хотевшими, во что бы то ни стало уничтожить талантливую молодую женщину-авиаконструктора. Говорил, что после её смерти пропали ценные чертежи, что сам тиф протекал быстро и странно: никто из окружающих не заразился...
Однако власти не придали значения ряду странных обстоятельств смерти Лидии Зверевой и признали её смерть естественной.
Отпевали первую русскую авиатриссу в Александро-Невской лавре, хоронили на Никольском кладбище. Во время похорон над кладбищем кружили аэропланы с Комендантского аэродрома.
Лидия была не только отважной, но и очень скромной. После смерти в её шкатулке обнаружили письмо короля русской авиации, автора мёртвой петли Петра Нестерова, в котором он восхищался её полётами. Она никому его не показывала.